Голубой блюз - Страница 42

— Сейчас мы сделаем так: ты возьмешь спатифилиум и плакучую фигу, а я папоротники и золотой потес. За второй раз мы перенесем все остальное.

Флеминг по-прежнему молчал. Глаза его сделались твердыми и заблестели, как обсидиан, губы сжались. Это было плохим знаком. Надо успеть перенести растения до того, как гнев его выплеснется наружу.

Ни слова не говоря, Дик наклонился, схватил одной рукой спатифилиум, другой — фигу и направился к двери. Долли молча взяла папоротники и потес и вышла за ним. Друг за другом они пошли через укутанную туманом лужайку к коттеджу нового жильца. Никто из них не проронил ни слова, боясь ненароком разорвать ту тоненькую, дрожащую от напряжения нить, которая пока еще тянулась между ними.

Молча они принесли в дом и вторую партию растений, молча расставили их по местам. Приподнявшись на цыпочки, Долли повесила на крючок, вбитый в стену еще предыдущим жильцом, декоративную корзину с папоротником. Работа была завершена.

Нарочито громким, жизнерадостным голосом Долли провозгласила:

— Ну вот, теперь совсем другое дело! — и пошла к двери.

— Ты права, черт возьми… — процедил Дик сквозь зубы.

В три шага он настиг ее, схватил за плечо и развернул к себе. Обычно такое красивое лицо сейчас искажал гнев.

— Долли, как ты смеешь обходиться со мной как с каким-нибудь безразличным тебе клиентом?!

Женщина постаралась отвечать спокойно, хотя внутри у нее все кипело.

— А как я, по-твоему, должна к тебе обращаться? Ты и есть мой клиент.

— Вот как? Я все-таки надеялся, что означаю для тебя нечто большее… Хотя бы другом ты не можешь меня назвать? — выдавил из себя Дик.

— Могу — соседом, если хочешь, — ответила Долли, сама удивившись своему хладнокровию. — Ты бы предпочел, чтобы я тебя называла любовником?

— Тогда уж лучше — любовником! Не вижу ничего унизительного в этом слове!

Флеминг вдруг схватил ее за плечи и стал трясти, весь дрожа от негодования.

— Посмотри мне в глаза! Ты не можешь этого отрицать! И не пытайся убедить меня в том, что тебе не было хорошо со мной!

Губы Долли искривились от боли, молнией пронзившей все ее тело.

— Ну, что же, Дик, я отвечу тебе. Да, мне было с тобой очень хорошо, но это не главное, и ты это знаешь. — Она сжалась словно перед прыжком, и глаза ее вспыхнули. — Я не могу быть тебе просто соседкой-любовницей! Мы зашли слишком далеко. Все это оказалось слишком серьезно, и я не хочу…

— Это все выдумки! Проблема в том, что ты любила своего мужа и потеряла его, а теперь ты боишься полюбить другого мужчину.

— Нет, дорогой, ты не хочешь меня понять! — Голос Долли задрожал, и внезапно она осознала, что кричит. — Дело вовсе не в моем муже!

— Тогда о чем ты говоришь?! — закричал в ответ Дик.

Долли почувствовала, что слезы подступили к самым глазам и вот-вот прольются. Не могла же она сказать ему, что боится просто не пережить разлуки с ним…

— Я ничего не буду тебе объяснять. Если можешь, считай, что меня для тебя больше не существует!

Долли проскользнула мимо него и выбежала на улицу, хлопнув дверью.

Она бежала через лужайку и глотала злые слезы. Как больно! Но именно так и следовало поступить. Они должны забыть друг о друге: слишком далеко зашла эта опасная игра, слишком тяжелыми для нее могут быть последствия! А ведь он не способен ни на что, кроме такой вот короткой любовной игры… Надо забыть о нем! Прямо сейчас, с этого самого мгновения!

Прошло еще два дня. Все это время Дороти тщательно избегала встреч с Флемингом, и это ей удавалось. Дни ее были свободны от его присутствия, чего нельзя сказать о ночах. Дик снился ей ночи напролет. Вот и в среду, глубокой ночью, ей снился сон про него — греховный, сладкий сон, заполненный самыми упоительными переживаниями. Долли внезапно проснулась от ощущения, что кровать под ней ходит ходуном. Медленно и с неохотой открыв глаза, она увидела Кэрол, которая изо всех сил трясла ее за плечо.

— Мама, вставай! — тревожно говорила Кэрол. — Клод пропал! Меня разбудил Ральф: он пришел ко мне в комнату и стал тащить куда-то на улицу. Я пошла за ним, а когда проходила мимо комнаты Клода, увидела, что там горит свет. Я заглянула, но Клода там не было! Я не знаю, куда он ушел, но Ральф рвется его искать.

Только этого не хватало! Мать резко села и, взглянув на светящийся циферблат настольных часов, воскликнула:

— Господи, час ночи! Куда он мог уйти в такое время?!

Кэрол всплеснула руками.

— Ума не приложу!

Долли подошла к окну, посмотрела на дорогу. Что-то было не так, но спросонок она никак не могла понять, что именно. Внезапно ее осенило: машины Флеминга не было на обычном месте.

— Кэрол, джип соседа не стоит возле дома. Ты не слышала, когда он уехал?

Дочь покачала головой. Долли отошла от окна, включила ночник и позвонила в полицию. Через несколько секунд она уже беседовала с лейтенантом Реслингом.

— Да, мэм. Красный джип мы обнаружили в конце Фостер роуд. Не похоже, чтобы его бросили. Нет, никто из жителей острова не заявлял об угоне.

Долли швырнула трубку и с горящими от злости и тревоги глазами принялась натягивать одежду.

— Я поеду узнать, что случилось, а ты, Кэрол, оставайся дома. Присмотришь за Китти.

Кэрол упрямо вскинула подбородок.

— Нет, мама. Я поеду с тобой. Я могу тебе понадобиться! Китти тоже можно захватить.

Мать была слишком взволнована, чтобы настаивать на своем; пришлось взять и младшую дочь.

Через несколько минут Долли, Кэрол и полусонная Китти уже катили в старом фургончике по залитой лунным светом дороге. Долли уговаривала себя не поддаваться панике. Этот ученый безумец, наверное, поделился с мальчишкой своими очередными идиотскими планами ночной рыбалки или ночного купания, и Клод напросился с ним. Она свернула на Фостер роуд, проскочила мимо густых зарослей жимолости, словно утопавших в кружевной пене, мимо клумб с роскошными тигровыми лилиями и вскоре заехала в рощу, где росли карии, дубы и сосны.