Голубой блюз - Страница 50

Ну вот, прощальный вечер начался: все на местах, приготовления окончены, даже цветы уже поставлены в вазу. Хозяйке больше нечем было отвлечь себя. Теперь все внимание она сосредоточила на контроле над собственным голосом и выражением лица. Слова Дика доносились до нее будто сквозь пелену тумана. О чем это он говорит? Ах, да — рассказывает детям, как в инкубаторе выращивают черепашек. Надо собрать волю в кулак! Господи, дай мне силы! — повторяла женщина про себя. Дай с честью пройти сквозь испытания сегодняшнего дня! Может быть, если забыть о том, что этот день — последний, легче будет сидеть за одним столом с человеком, которого ей суждено вот-вот потерять? А ведь она любит его, любит, как никого еще не любила! Долли вдруг поняла, какие чувства испытывают приговоренные к смерти перед последней в их жизни трапезой…

Нет, так нельзя! Кончится тем, что она испортит всем вечер. Нужно попытаться вникнуть в смысл того, о чем рассказывал детям Дик. Сейчас он говорил им комплименты по поводу их нарядов. Вряд ли гость догадался, что сегодня ребята надели лучшее, что у них есть, в честь прощального ужина с ним…

— Кэрол, у тебя очень красивое платье, желтое. Кстати, желтый — мой любимый цвет.

— Я знаю, — девочка расцвела. — Оно из вощеного шелка. Я сама его сшила.

К удивлению матери, Кэрол оделась сегодня вполне по возрасту, убрала волосы в конский хвост и украсила прическу несколькими маленькими золотистыми розочками из ткани. Как она мила, когда не пытается ничего изображать из себя! А сегодня ей, видно, просто не до этого.

И когда дочь заговорила, голос ее звучал тоже совершенно естественно, только уж очень печально:

— Если вы позволите, я схожу проверю десерт.

Не дожидаясь ответа, она отправилась на кухню.

Дик и Долли понимающе переглянулись. Прищурив глаз, он тихонько спросил:

— Так я остался еще чьим-нибудь милым или уже нет?

Долли молча кивнула. Взгляд ее кричал: «Да, ты мой милый, мой!»

Ральф пристроился у ног гостя, положил голову на колени и преданно заглянул в глаза. Сегодня по случаю торжественных проводов собаке на шею надели широкую трехцветную ленту: красно-бело-голубую, на которой висела золотая медаль с выгравированными буквами. Дик наклонился и внимательно рассмотрел медаль.

— О. И. Х. Что означают эти буквы?

— Орден Империи Хаммеров, — объяснил Клод. — За верное и безотказное выполнение своего долга… и даже перевыполнение. Однажды он спас нашего тушканчика, когда тот решил попить из надувного бассейна Кити и свалился в воду. Вот с того времени лабрадор и носит с гордостью этот орден. Кстати, он ждет от вас ласки и поощрения.

Гость погладил черную мохнатую голову собаки.

— Никогда мне не приносили газет с такой аккуратностью и исполнительностью. Увы, дружище, мы скоро расстанемся.

Долли вся сжалась: она боялась, что он сейчас заговорит о расставании с ней или детьми. Но Дик молча гладил Ральфа. Пауза затягивалась. Надо было что-то сказать, но ничего не приходило в голову. Кэрол вернулась из кухни и села на свое место, рядом с матерью. Обе они сидели напряженно выпрямившись, на краешке сиденья, словно на похоронах. Тягостное молчание повисло в комнате.

Флеминг поочередно посмотрел на хозяев:

— Эй, что это с вами?!

Клод ответил ему долгим спокойным взглядом. Они вели молчаливый диалог, как мужчина с мужчиной. В глазах младшего читалось уважение и признательность. Почему, собственно, Дик ожидал прочитать в них упрек? И почему ему так трудно смотреть в глаза этому мальчику? Гость перевел взгляд на Китти. Девочка смотрела доверчиво, широко распахнув глаза, и его охватила паника: он вдруг понял, какие чувства гонят крыс с тонущего корабля.

Дик повернулся к Кэрол, своей верной наперснице. Ее взглядом, казалось, можно было растопить все снега Сибири. Нет, такой взгляд выдержать ему не под силу: он прожигал насквозь. Пришлось быстро перевести глаза на Долли.

Ее обычно живое лицо застыло, как маска. Никаких эмоций и чувств прочесть на нем не удавалось. Холодок пробежал по спине мужчины. Он никогда раньше не видел ее такой — похожей на манекен в витрине магазина. Только такой пристрастный наблюдатель, как Дик, мог подметить некоторые детали: неестественный блеск глаз, чуть покрасневший кончик носа… Долли не выдержала его пристального взгляда, опустила голову и сжала в руке платок. Невыносимо тягостное молчание нарушила Кэрол, задавшая вопрос, который давно мучил всех:

— Во сколько вам надо выезжать?

— Около половины седьмого.

После его слов опять повисла гнетущая тишина.

— Вы едете в Вашингтон? — спросила Китти.

Флеминг медленно кивнул и тихо повторил:

— В Вашингтон.

— А зачем вы туда едете? — продолжала расспрашивать девочка.

— Я еду на встречу с людьми, которые дают мне работу. После беседы с ними я буду знать, чем мне предстоит заниматься дальше.

Китти горько вздохнула.

— Столица не так уж далеко! — обнадеживающе заметил Клод.

— Часа полтора лета, — согласился Дик.

Кэрол просияла.

— Так вы сможете заскакивать к нам на выходные?!

— Нет! — вырвалось у Долли.

Детские головы как по команде повернулись в ее сторону; малыши глядели испуганно, будто она только что выстрелила Дику прямо в лицо. Мысленно укорив себя за несдержанность, она произнесла уже мягче:

— Я хотела сказать, что наш знакомый слишком занятой человек, чтобы мотаться туда-сюда по выходным. И потом, в Вашингтоне тоже есть на что посмотреть.

— Я не собираюсь оставаться в Вашингтоне, — тихо заметил Дик.